Власть и насилие

Интервью Льва Гудкова главному редактору журнала «Osteuropa» Манфреду Запперу. 31.08.2020.

интервью на немецком
интервью на английском

М.З. Что, с вашей точки зрения, сейчас происходит в Белоруссии?

Л.Г. В Белоруссии – кризис репрессивного режима, возникшего после распада советской тоталитарной системы. Можно считать эти события продолжением исторического процесса этого распада. Как оказалось, этот режим был лишь промежуточной фазой, временной адаптацией отдельных сегментов прежней системы к новым условиям. Прорвалось массовое недовольство, накопившиеся за 26 лет диктатуры Лукашенко. Чем бы не закончился этот кризис, в прежнем виде авторитарное правление Лукашенко уже невозможно. Стало очевидным, что такого рода режим не обладает потенциалом своего сохранения и воспроизводства, он нежизнеспособен без поддержки прежнего центра империи. Поспешное и скандальное объявление итогов президентских выборов, заявление о «триумфальном» переизбрании А.Лукашенко на 6-й срок вывело на улицы толпы несогласных. Но это не причина, а лишь триггер выплеска массовых настроений и неприятия этого режима. Объявлено, что за Лукашенко отдано более 80% всех голосов при очень высокой явке избирателей. Казалось бы, что тут неожиданного? Схожие результаты объявлялись и ранее, на прежних выборах, но это не вызывало такой бурной реакции общества, как в этот раз.

То, что названные цифры не имеют ничего общего с действительностью, что это откровенная ложь, очевидно не только для самих белорусов, но даже для ведущих российских политиков, воздержавшихся от обычных в таких случаях громогласных заверений о честности, полной прозрачности и демократичности выборов на постсоветском пространстве (не считая, разумеется, выборов в Украине и Грузии). Публично о фальсификации и поражении Лукашенко заявили лидер ЛДПР В.Жириновский, влиятельный депутат Госдумы К.Затулин, занимающийся проблемами СНГ, и многие другие, причем они делали это несмотря на поздравление Путиным Лукашенко. Белорусов возмутила не эта, ни с чем несообразная, цифра, а оскорбительный тон и открытое презрение к народу. Демонстративное пренебрежение ходом и результатами голосования должны были подчеркнуть всю несерьезность любых попыток заставить диктатора отдать власть. Но в этот раз подобная манера дало обратный эффект. Поведение властей выглядело особенно вызывающим на фоне экстраординарных – километровых – очередей, желающих поддержать альтернативных кандидатов на выборах. Никого не удивляло издевательское отклонение ЦИК собранных подписей за «альтернативщиков» (за В.Бабарико – наиболее сильного кандидата было подано 435 тысяч подписей при требуемых законом 100 тысячах, из которых признано – лишь 75 тысяч; за В.Цепкало – 212 тысяч, признано – 75 тысяч), равно как и последовавший за отказом в регистрации арест Бабарико и вынужденный отъезд с семьей за границу Цепкало, затем – арест еще одного кандидата – блогера С.Тихановского. В списках для голосования оставлена лишь его жена – С.Тихановская (в ее поддержку собрано 110 тысяч подписей).[1] Тихановская была оставлена президентской администрацией как самая слабая и легко управляемая фигура, так как ее муж, находясь в заключении, оказывался заложником.

Людей взорвало не само насилие или открытая театральная демагогия диктатора (и то, и другое были привычными), а степень расхождения между настроениями, которые складывались в обществе, и тем, как эта реальность представлялась официозом. Если бы белорусский ЦИК объявил второй тур выборов, или победу Лукашенко с 52% голосов, я думаю, таких массовых протестных выступлений не последовало бы. Дело не в отдельных фальсификациях или подлогах белорусского ЦИК. Инсценировки аккламации президента, будь то в России, Белоруссии или Казахстане, – вещи вполне ожидаемые, привычные и редко вызывающее волнения. Некоторым исключением были протесты в 2011 году в России, но они постепенно стихли, не дав результата. Примером в этом плане может служить прошедшее в июле «всенародное голосование» за поправки в конституцию России: несмотря очевидные всем незаконные манипуляции и приписки, они не вызвали каких-либо волнений в стране. Поэтому сами по себе фальсификации не объясняют ту степень негодования, эмоционального взрыва, который разрушил в Белоруссии представления о силе президента Лукашенко как основания его легитимности и массовой покорности. Но была команда давить любые возражения и критические голоса, давить предельно жестко и быстро. Те распределения голосов, которые позже были представлены публике, похоже, были заранее расписаны по регионам и никак не связаны с реальностью.

У меня нет надежных социологических средств представить более или менее достоверную картину предпочтений и ориентаций избирателей. Опрос общественного мнения, проведенный в Белоруссии в июне 2016 года Независимым институтом социально-экономических и политических исследований (негосударственной социологической службой), был последним (вскоре после этого Институт был вынужден прекратить свою работу). Уже тогда он показал, что были готовы голосовать за А.Лукашенко лишь 30% респондентов. Этот уровень поддержки президента сохраняется с некоторыми колебаниями, насколько я могу судить, до настоящего времени. Даже закрытый опрос полностью зависимого от власти Института социологии Академии наук Белоруссии (март 2020 года), некоторые данные которого попали в интернет, показывал рейтинг доверия Лукашенко в 24%. [2] Я допускаю, исходя из разрозненных данных о настроениях белорусов перед выборами, что за Лукашенко были готовы голосовать не более 30-35% из тех, кто собирался участвовать в выборах (или 24-28% имеющих право голоса), за С.Тихановскую – от 48 до 55% потенциальных избирателей. Остальные избиратели были намерены отдать свой голос за других кандидатов. Я не думаю, что у нее реально было 70% голосов, как утверждают ее сторонники, опираясь на данные экзит-поллов и скриншотов протоколов на отдельных участках голосования в Минске; вряд ли эти данные можно считать показательными и репрезентативными для всей республики, учитывая консервативные настроения в бедной и депрессивной сельской провинции. Но и не 10%, которые отдает ей ЦИК. Я уверен в том, что выборы выиграла именно она. Мобилизационные возможности Лукашенко к этому моменту были уже полностью исчерпаны, а ресурсы Тихановской, напротив, быстро увеличивались за счет недовольных, но колебавшихся, боявшихся выказывать свое отношение к правящему режиму.

М.З.: Вы в своих работах всегда указывали на «цинизм» и «страх» как ресурсы авторитарного господства. Как же это вдруг стало возможным, чтобы 100 тыс. человек преодолели свой страх и цинизм?

Л.Г.: Почему последовала такая острая реакция? Можно привести два объяснения этого диссонанса массовых ожиданий и объявленных результатов, они принципиально разного характера. Первое содержит этическую и психологическая интерпретацию, второе – социально-экономическую версию причин этих событий. Начну со второго, более общей характеристики положения дел в стране.

Белоруссия за годы правления Лукашенко выглядела как зона консервативной стабильности, что выгодно отличало ее от России, переживавшей, особенно в 90-е годы глубокий кризис, сопровождавшийся процессы социальной деградации и аномии. В заслугу диктатору ставились государственное управление экономикой, сохранение советской промышленности (в первую очередь – крупных заводов и предприятий) и колхозно-совхозной системы при некоторой свободе мелкого предпринимательства. В государственном секторе даже сегодня, после заметного сокращения занято 43.5% экономически активного населения. Отказ от масштабной приватизации объясняет отсутствие в стране олигархов или влиятельных группировок, располагающих собственными ресурсами для давления на власть. Высокий уровень налогов делал возможным перераспределение доходов между разными группами населения, уравнительную социальную политику, а также поддержание на приличном уровне государственной организации здравоохранения и пенсионного обеспечения. Умеренный, скорее скромный, достаток населения, при отсутствии резкой социальной дифференциации и искусственно поддерживаемой полной занятости, не давали поводов для социального протеста. В сравнении с Россией тяжелый переходный период 90-х годов был сглажен и, на первый взгляд, не порождал социальных напряжений и открытых конфликтов. Внешнее благоустройство городов, лучшие, как казалось, дороги, чем в России, экспорт в Россию сельскохозяйственной продукции и прочее создавали благоприятный фон для сравнения с условиями жизни в России, особенно ее провинций, сопоставимых с в этом отношении с Белоруссией.

Самый благоприятный период в новейшей истории Белоруссии – это десятилетие 2000-2009 годов. Ежегодные темпы роста ВВП в это время составляли 8%, но затем, в следующие три года они снижаются до 3.4%, после чего наступает стагнация: в 2014-2019 гг. номинальный рост составляет всего 0.4%. Особого секрета белорусской стабильности нет: она обеспечивалась скрытым дотированием Белоруссии Россией: по данным МВФ, С 2005 по 2015 года Россия прямыми и косвенными субсидиями (прежде всего – беспошлинными поставками нефти и газа по ценам ниже мировых), а также льготными кредитами внесла в белорусскую экономику $106 млрд. (при объеме госбюджета равным 60 млрд. долларов)

Ситуация стала медленно меняться после 2014 года из-за двойственной позиции Лукашенко в отношении аннексии Крыма и войны в Украине. Несколько шантажируя российское руководство угрозой сближения с Западом, белорусский диктатор пытался добиться преференций и увеличения субсидий, снижения цен на нефть и т.п. Геополитическое положение республики в стратегических планах Путина играло слишком значительную роль, поэтому вызывающие жесты Лукашенко вызывали сильное раздражение в Кремле, приводившее в открытой перепалке между ведомствами иностранных дел и политиков двух стран в 2016-2018 годах. В последнее время ежегодные российские субсидии, составлявшие в разные годы от 11% до 27% белорусского ВВП, резко сократились, а отказ российских властей в рефинансировании кредитов и списывания процентов по ним стал причиной нарастающего кризиса, из которого не было выхода. Отсутствие собственных стимулов развития и модернизации технологий неизбежно вело к общему социально-экономическому застою. Спад сильнее всего ощущается в машиностроительной промышленности, в частности – в производстве грузовых автомобилей МАЗ, которое за последние годы упало в три раза. Реальные доходы населения остались на уровне 2008 года.

Дополнительным фактором напряжения между странами оказались проекты поглощения Белоруссии Россией под лозунгом продвижения Союзного государства и переоформления статуса Путина уже как главы этого «нового» государства. Эти планы натолкнулись на сопротивление Лукашенко, ясно понимавшего, что это будет означать конец его политического существования. Поэтому в эти годы (2016-2020) очень заметно изменился характер белорусской пропаганды и государственной риторики: на первый план вышла тема защиты суверенитета и независимости Белоруссии, угрозы и заговоры против республики, оттеснивших все прежние идеологемы патерналистского режима – заботы о простых людях, республики как уникальной зоне социального согласия и солидарности. Лукашенко ясно сознавал опасность этой угрозы отстранения его от власти, и резко высказывался на этот счет, угрожая переориентацией на Запад, партизанским сопротивлением вторжению «чужих» (российских) войск, намекая на захваты Крыма, и т.п. В Кремле это вызвало ярость, что сказалось на сокращении энергопоставок в Белоруссию и другие экономические средства давлению на режим. В ответ Лукашенко развернул демагогическую кампанию по защите суверенитета, нараставшую с 2016 года по 2020 год. (Пиком ее, непосредственно перед выборами, стал арест 33 россиян – служащих частной военной компании, оказавшихся в Белоруссии с неясными целями, и обвинения их в подготовке терактов и планах свержения власти, сопровождаемых угрозами передачи их Украине, поскольку многие из них были участниками военных действий в Донбассе. Этот жест Лукашенко должен был способствовать консолидации белорусов, но это никак не сработало. В Москве эти выпады Лукашенко были расценены как явное оскорбление и «хамство» Лукашенко. Но по мере разворачивания протестов Лукашенко сменил свой тон, звонил Путину, заявил о получении с его стороны заверений в поддержке, вернул вагнеровцев в Россию и быстро свернул всю риторику конфронтации. Ответные действия Кремля, недовольного позицией Лукашенко и его нежеланием продолжать «интеграционные процессы» между нашими странами, свелись к сокращению субсидий, что, вместе с падением цен на нефть, самым болезненным образом ударило по белорусской экономике. На конец 2019 года долги предприятий госсектора составили 26 млрд. долларов, что примерно в 10 раз выше их совокупной прибыли в 2019 году.

За годы правления Лукашенко заметно изменилась социальная структура белорусского общества: она стало более разнообразной и сложной, сократилась занятость в сельском хозяйстве, усилилось влияние быстро растущего сектора обслуживания и IT (последний дает уже 8% национального ВВП). Как показывает С.Николюк, доля сельского населения за 25 лет снизилась с 32 до 21%, одновременно увеличился удельный вес условного «среднего или городского класса». Кроме того, советское поколение постепенно вытесняется более молодыми людьми, с другим характером запросов и требований к качеству жизни. Относительная открытость границ сделала возможной значительную трудовую миграцию и, соответственно, сопоставление образов и жизни белорусов и жителей соседних стран. Душевой ВВП Белоруссии в номинальных долларах составляет 6.6 тысяч долларов, Литвы – более 19 тыс. долларов, Латвии -18 тыс., Польши – 15.600, России чуть больше 11 тыс. долл. Средняя зарплата, достигнув в 2008 году планки в 500 долларов, остается на этом уровне вплоть до настоящего времени, хотя стоимость жизни непрерывно растёт. В противоположность стагнирующим государственным предприятиям частный сектор растет на 4% в год, а занятость в нем к настоящему времени составляет почти 45%. Производительность частных компаний и предприятий вдвое выше государственных, особенно в быстро растущем секторе высоких технологий (совершенно не случайным, что лидеры нынешнего движения заняты в бизнесе: В.Цепкало – один из создателей Парка IТ в Белоруссии, муж и жена Тихановские – мелкие предприниматели). Пытаясь компенсировать снижение производительности труда и поступлений в госбюджет, режим Лукашенко в последние годы увеличивал прямые и косвенные налоги и поборы с населения, что, конечно, не принесло ему новы симпатий избирателей. Особенно тяжелое впечатление произвел «закон о тунеядцах» 2015 года – ставший символом оскорбительной политики по отношению к новым социальным группам. Его введение спровоцировало одну из последних волн массовых протестов, подавленных с обычной для этого режима жестокостью. Хотя этот закон и был отменен в 2018 году, в общественном мнении осталось тяжелое ощущение беспросветности и бесправия. В итоге и у промышленных рабочих, и в среде частного бизнеса сформировалась сознание безнадежности и усиливающегося произвола государства.

Авторитарный и патерналистский стиль правления предполагает отношение власти к работающему населению как государственно-обязанным подданным, ограниченным в свободе выбора и характера деятельности и потребления. Как и в России, диктатура опирается на тотальную бюрократию и институты госбезопасности, полицию и на специальные военизированные подразделения, предназначенные для борьбы с массовыми выступлениями. Силовые структуры хорошо оплачиваются, психологически и идеологически они подготовлены к защите режима любыми средствами. Дополнительным бонусом для спецслужб стала почти легализованная контрабанда запрещенных товаров и продуктов через Белоруссии в Россию, приобретшая значительный размах после аннексии Крыма и путинских контр-санкций, введенных в ответ на западные санкции. Таким образом, лукашенковская модель государственно управляемой экономики исчерпала свои возможности.

Теперь о психологических и этических основаниях нынешнего протеста. Это не первая волна протестов в Белоруссии, но самая масштабная и упорная, включающие все предыдущие течения и мотивы. В этом году протесты были вызваны наглым пренебрежением к воле избирателей, не желающих больше терпеть режим Лукашенко. Проблема заключалась уже не в фальсификациях голосов на выборах, а в остром чувстве несправедливости сохраняющегося социального порядка, узурпации власти. Повод для выражения отношения к диктатору дан самой властью: выборы – законная, конституционная форма массового волеизъявления. Участие в них не давало оснований обвинять участников «альтернативного» (не за диктатора) голосования в националистическом радикализме, экстремизме и т.п. антисоциальном поведении. Учитывая опыт предшествующих волн репрессий и подавления, организованных или неорганизованных массовых выступлений против режима, избиратели в этот раз стихийно нашли приемлемый – мирный и абсолютно легитимный – способ и порядок изменения власти. Тысячные очереди желающих поддержать кандидатуру неизвестной до того С.Тихановской уже сами по себе были знаком не просто общего недовольства режимом Лукашенко, которое до этого в принципе не могло быть выражено «нормальным образом», а вызовом власти.

То, что для жителя демократических стран кажется самоочевидным, банальностью, о которой и говорить не стоит, в странах с авторитарным или тоталитарным режимом требует известной решительности. Голосовать против диктатора требует больших внутренних усилий, надо преодолевать не столько укоренившийся страх перед полицией, КГБ, неизбежными неприятными последствиями на работе, сколько чувство внутреннего дискомфорта из-за нарушения норм коллективного заложничества, конформизма (сознание собственной нелояльности – «мыслепреступления», если вспомнить выражение Оруэлла). Но те, кто решился на такой шаг, сломом «железного панциря» пассивного самоустранения из политики и сознания безальтернативности сложившегося порядка, очень повысили уважение себе, а увидев, что подобных людей много, испытали трудно передаваемое чувство коллективной эйфории и воодушевляющей солидарности. Люди поверили в то, что их будет все больше и больше, что они – сила, притягивающая других. Экстраординарная мобилизации противников Лукашенко сама по себе оказалась фактором освобождения от страха. Она ломала привычное состояние «наученной беспомощности», меняла представление о времени – появлялась надежда на изменение страны в целом, широкая перспектива жизни, свободной от произвола и насилия, а значит – и новые мотивы действия. Другими словами, часть белорусского общества пришла в состояние возбуждения, в котором меняются знаки ценностных представлений. Повседневный цинизм и глубоко запрятанное хроническое чувство унижения внезапно сменились сознанием своего достоинства и решительностью его защиты. Цинизм не исчез, а был как бы взят в скобки на внеповседневное время протеста. Напряжение усиливали исключительные масштабы арестов (свыше 7000 задержанных, пытки, избиения, убийства, пропажи людей – в следственный комитет Белоруссии поданы сотни заявлений об исчезновении людей, участвовавших в митингах после выборов), намеренная жестокость избиений, массовые изнасилования задержанных, садистские пытки. Но в этот раз такая манера власти взаимодействовать с народом не достигала своей цели – устрашения. Напротив, возмущение несправедливостью отдельных эксцессов генерализовалось в полное неприятие всей системы влас00ти.

Именно в таком возбужденном состоянии возникает эффект самосбывающегося пророчества. Поднимаются или выходят на первый план нормы и регулятивы экстраповседневного характера – то, что составляло как бы крайний, страховой, «неприкосновенный запас» человеческой морали. Все, что было невозможно в обыденных ситуациях пассивного подчинения, в атмосфере праздничного единства, возвышающего ощущения собственного достоинства и свободы, мгновенно распространяется и захватывает все новые и новые группы населения. Разрешение самим себе быть таким, как хочется видеть себя, уважать себя, становится фактором радикального изменения атмосферы, по крайней мере в городах, в зонах массовых акций и манифестаций. Жестокости, демагогии и лживости власти противопоставляется гуманность и порядочность, подчёркнутое соблюдение норм правильного поведения (люди снимают обувь, становясь на лавочки на площадях, где проходит митинг, убирают за собой мусор, не топчут газоны и проч.). Никаких погромов, разбитых витрин магазинов, поджогов, проявлений агрессии не зафиксировано, подчеркнуто мирные акции, возглавляемые женщинами с цветами и доброжелательными обращениям к полиции.

Стремительной эскалации протестов способствовали несколько факторов. Во-первых, ситуативные. Предшествующие волны протестов возглавлялись лидерами с выраженно национальными программами – суверенизации Белоруссии, ставки на национальную культуру, сближение с Западом, защиту языка, преодоление тоталитарного прошлого, ассоциируемого с советской системой, дистанцирование от имперской России и проч., что на фоне преобладающих пророссийских настроений белорусского общества, воспринималось значительной частью населения с явной настороженностью или оставляло равнодушными. На фоне доминировавшей долгое время государственно-патерналистской политической культуры, сохраняющей социалистические иллюзии, националистические лозунги воспринимались как выражение узких идеологических интересов радикальной национальной интеллигенции, не имеющей широкой поддержки среди населения, позитивно настроенной в отношении России. Большая часть белорусского населения не воспринимала этих лидеров и их движения как силу, способную переломить положение дел и изменить лукашенковскую систему. Напротив, значительная часть населения, как и в России, испытывала к ним смутное раздражение и рессантимент – чувства, на которых играл демагог Лукашенко, представляя себя защитником народа, гарантом общественного спокойствия и мира, отцом- благодетелем, сторонником союза с Россией. (Эти же мотивы он использует и сегодня, добавляя к ним угрозу заговора против Белоруссии со стороны Польши, Литвы, НАТО и прочих внешних сил).

Нынешние оппоненты Лукашенко – люди с совершенно иной репутацией. Это не харизматические лидеры, не радикалы, не националисты, не идеологи и честолюбивые авантюристы-политики, а, скорее, бывшие чиновники, принадлежащие, условно говоря, к либеральному крылу номенклатуры: В. Бабарико – руководитель Белгазпромбанк (дочерней компании российской корпорации, В.Цепкало – бывший дипломат и менеджер), то есть, солидные люди с практическим опытом управленческой деятельности. К ним присоединился популярный блогер и предприниматель Сергей Тихановский, что обеспечило всем этим кандидатам заинтересованное внимание более молодой и городской среды, сетевую аудиторию, равную по масштабам и влиянию официальным пропагандистским каналам. Их изгнание и арест С.Тихановского предельно упростили всю избирательную кампанию: «за или против» Лукашенко, все политические разногласия партийных фракций и идеологические нюансы демократических движений были отодвинуты в сторону. Стремление к национально окрашенной демократии, к правовому государству, сближению с западными странами, утвер0жд0е0нию ценностей свободы и человеческого достоинства не устранило, а сделало эти принципы как бы общим знаменателем однозначно понимаемых коллективных действий: «Лукашенко – уходи!».

М.З.: Оказала ли влияние на восприятие происходящего та выдающаяся роль, которую сыграли в протестах женщины в целом, и в частности Светлана Тихановская и Марина Колесникова?

Л.Г.: То, что лидерами протеста оказались женщины, безусловно, не случайная вещь. Для консервативного, патерналистского общества, где диктатор воплощает в себе и образ отца нации, и «альфа-самца», характерны устойчивые стереотипы социальных ролей политиков и чиновников: в политике могут быть заняты лишь мужчины (и мужеподобные бабы), аморальные чиновники – карьеристы, честолюбивые проходимцы. Гендерный аспект координаторов оппозиции (при вынужденном отсутствии мужчин-кандидатов) в данном случае лишь подчеркивал их внесистемный и временный статус. Поэтому С.Тихановская, интеллигентная женщина (профессиональная переводчица и совладелица вместе с мужем небольшой коммерческой фирмы), явно не имеющая собственных политических амбиций и интересов власти, стала очень удачным образом оппозиции.

В контексте постсоветских перемен «участие в политике», возможное лишь как с разрешения авторитарного режима, воспринимается массовым сознанием весьма негативно, как проявление цинизма и лояльности плутократической и жестокой власти. Поэтому почти все оппозиционные кандидаты вынуждены подчеркивать свою политическую «неангажированность», они – не карьеристы, не авантюристы, они – лишь орудия вытеснения Лукашенко. Ярче всего это проявилось в превращении Тихановской в символ переходной ситуации. Ее имидж – человек вне бюрократической системы, частный, неполитический человек, почти домохозяйка, но она вынуждена отстаивать этические нормы морали обычного человека – представления о честности, порядочности, открытости, ненасилия, законности, уважения к другим.

Ненасилие стало объединяющим принципом сопротивления, вбирая в себя множество других ценностных значений и представлений о другом порядке. И чем брутальней, грубей и чем жесточе действовала власть, тем быстрее шла этическая мобилизация общества вокруг оппозиции. Никакой проработанной политической программы (реформ, состава нового кабинета, проведение неотложных мероприятий) оппозицией не выдвигалось. Вся повестка дня в первые и самые волнующие дни ограничивалась требованиями прекращением насилия и пыток в отношении протестующих, отмены фальсифицированных результатов голосования и ухода Лукашенко. Все остальные вопросы будущих реформ и изменений в качестве само-собой-разумеющихся действий оставлялись на потом и не явл0ялись предметом дискуссий и рационализации. Эта упрощенная картина требований дня на фоне показного зверства режима стала условием нарастания общего возмущения, ненависти к Лукашенко и быстрой социальной мобилизации самых разных групп общества. Как это бывает в ситуациях общественного возбуждения, «избыточная» иррациональная жестокость становится дополнительным фактором консолидации недовольных режимов, вопреки намерениям власти.

М.З.: Если сравнивать этот процесс мобилизации с другими общественными прорывами, которые происходили в последние годы в Армении, в Украине или в Грузии, в чем вы видите точки сближения, и, напротив, в чем заключаются важнейшие различия?

Л.Г.: Ситуация в Белоруссии очень отличается от того, что мы наблюдали в других странах постсоветского пространства. Армения и Грузия – страны, пережившие военные конфликты с соседними странами или со своими бывшими провинциями. Армения воюет с Азербайджаном из-за Нагорного Карабаха, Грузия потерпела поражение в войне с Абхазией и с Россией из-за Южной Осетии. Они не свободны от травматических последствий этих событий: очень большое значение имеет фактор негативной консолидации по отношению к врагу, соответственно, выяснение отношений между партиями, так или иначе связанными с войной, с беженцами, политикой по отношению к Западу, России, НАТО, Турции и другим союзным или враждебным силам. Белоруссия свободна от таких проблем. По своей политической культуре она гораздо ближе к России, здесь сильнее инерция советских установок, включая антизападные представления. Украина сильнейшим образом поляризована в региональном плане: западная и центральная Украина склоны ориентироваться на модели развития стран, уже вступивших в ЕС и НАТО, восточные и южные области, с преобладанием русскоязычного населения, тяготеют к России и сильнее зависят от советского прошлого. В Украине слабое и коррумпированное государство, отягощенное конкуренцией олигархов, и очень живое гражданское общество, прошедшее через несколько циклов почти демократических выборов. Если бы не враждебная и разрушительная политика руководства России, экономическая и социальная ситуация в этой стране была бы гораздо более благополучной.

М.З.: Чем отличаются эти события в Белоруссии от образа Украины в российском общественном мнении?

Л.Г.: Российская пропаганда и политика упорно создавали из Украины образ чужой и русофобской страны. Каждая выборная кампания в Украине поднимала в России волну антиукраинских настроений. Цель – дискредитировать стремление украинцев к демократии и к интеграции с западноевропейскими странами по образцу восточно-европейских стран – Польши, балтийских республик и т.п. До аннексии Крыма это удавалось плохо, слишком сильны были связи между этими бывшими советскими республиками, общность культуры, родственные отношения и экономические отношения. Но после 2014 года ситуация резко изменилась: агрессивная и непрерывная пропаганда сумела навязать россиян представление о том, что в Украине произошел государственный переворот, власть захватили радикалы-националисты, бандеровцы, фашисты, исполненные ненависти к России и т.п. Что Россия вынуждена защищать русскоязычных граждан от дискриминации и геноцида и т.п. Другими словами, образ Украины стал резко отрицательным. По отношению к Белоруссии ничего этого быть не могло, поскольку Лукашенко вплоть до последнего времени провозглашал верность советским ценностям и общность интересов с Россией.

М.З.: Каким представляется сегодня образ Белоруссии в России?

Л.Г.: В отношении россиян к Белоруссии просматривается либо доброжелательные установки, либо равнодушие и некоторое чувство превосходства «старшего брата» к поданным бывшей империи. Образ Белоруссии в общественном мнении России – устойчиво позитивный: она на протяжении всех последних 20 лет занимает первую строчку в списке «дружеских стран», опережая в этом Китай и Казахстан). Но особого желания присоединить Белоруссию и сделать ее одним из регионов у россиян нет. Авторитарный режим Лукашенко, хотя и вызывает отторжение у более образованной части населения мегаполисов, но в провинции воспринимается скорее позитивно: Белоруссия – последняя страна, благожелательно настроенная к России, оказавшаяся, непонятно почему, в международной изоляции и атмосфере общей неприязни. На явно провокационные выпады Лукашенко в адрес Москвы, последовавшие после неудачи попыток кремлевской администрации провести маневр с объединением России и Белоруссии, российское общественное мнение никак не отозвалось, видимо, не принимая их всерьез. Планы образования единого Союзного государства и единого руководства разделяют лишь 13% (еще 10% считают, что Беларусь должна войти в Россию). Абсолютное большинство полагает, что в отношениях наших стран ничего менять не надо. Россия – главный торговый партнер республики, сюда же направлены потоки трудовых мигрантов. Общность языка (практически все белорусы свободно говорят по-русски), культуры, информационного пространства (доминирование в Белоруссии российского ТВ, а значит – пропаганды не подлежит сомнению), отсутствие пограничных барьеров между странами, все это ослабляет какое-либо неприязненное отношение к России, нейтрализует предубеждения и предрассудки с обеих сторон.

М.З.: Как руководство в Москве оценивает эту ситуацию? Можно ли говорить о существовании различных течений в московской политике, которые требуют разного отношения к Белоруссии (МИДа, силовиков, евразийские/ великодержавные русские политтехнологи и т.п.?

Л.Г.: Мне трудно ответить на этот вопрос. Какой-либо определенной политики Кремля по отношению к белорусским протестам не прослеживается. Позиция Кремля в отношении президентских выборов и протестов в Белоруссии до самого последнего времени выражалась крайне сдержанно, а редкие оценки достаточно противоречивы. Хотя Путин и поспешил поздравить Лукашенко с победой, но тон поздравления был сухим и формальным, а назначенные администрацией видные политики и партийные лидеры дали неожиданно резкие оценки самих выборов Белоруссии. Жириновский заявил о фальсификациях Лукашенко, К.Затулин – и фактическом проигрыше Батьки, так же недвусмысленно высказался видный пропагандист, «сенатор» А. Пушков. МИД России в лице М.Захаровой первоначально фактически признал поражение Лукашенко, заявив, что он сделал много ошибок и сам виноват в нарастании протестов оппозиции. Позже, правда, министр иностранных дел С. Лавров поправился, сказав, что убедительных свидетельств поражения Лукашенко нет, поскольку на выборах отсутствовали независимые иностранные наблюдатели. Складывается впечатление, что Кремль не хочет или не готов открыто поддерживать Лукашенко, заявляя об отсутствии планов по введению войск в Белоруссию, так как нет поводов для действия договора о совместной обороне Союзного государства. Но одновременно официальные лица, МИД, представитель Путина Песков, продолжают настаивать на недопустимости вмешательства «чужих и внешних сил «во внутренние проблемы соседней страны, союзного государства». На защиту диктатора поднялся лишь Геннадий Зюганов, отметив угрозу распада страны из-за действий оппозиции. Федеральные машины пропаганды – главные каналы ТВ ведут себя очень противоречиво – одни твердят об угрозе «нового майдана» и провокациях со стороны Запада (Польши, Литвы, США), другие стали давать в эфир в сочувствующем тоне репортажи о акциях протеста в Минске и других городах. Путин до 28 августа молчал и не высказывался по этим проблемам, а это в российском контексте означает, что никакой ясной позиции здесь пока не выработано. Кремль выжидает и, кажется, склоняется к тому, чтобы пойти на соглашение с лидерами оппозиции при определенных условиях, оставив диктатора на произвол судьбы. Силовики молчат.

Возможно, Путин был бы готов согласиться на устранение Лукашенко, если бы удалось договориться с кем-то из лидеров оппозиции на условиях, предложенных Москвой (лояльность России, сохранение геополитических и военных отношений России и Белоруссии, отказ от проевропейского курса Белоруссии и намерений вступить в НАТО, недопущение радикальной либерализации белорусского общества по украинскому сценарию, и т.п.). Поэтому пока тон заявлений Кремля на удивление умеренный и дистанцированный: «это внутреннее дело Белоруссии», «Россия не намерена вмешиваться в этот процесс», «оснований для введения войск в Белоруссию (в соответствии с договором) нет». Вместе с тем, Кремль решительно предостерегает от попыток «внешних сил» вмешиваться в белорусский кризис. Такое угрожающее предупреждение означает, что Путин сохраняет за собой право решения, созрела или ситуация для интервенции или нет. Полная победа демократической оппозиции в Белоруссии и, например, стремительное бегство Лукашенко (как в случае с Януковичем в Украине) точно также представляется неприемлемой правящей российской верхушке, состоящей из силовиков и бывших КГБ-шников. Поэтому сегодня прощупываются какие-то способы коммуникаций с оппозицией с целью достичь компромисса. Сами оппозиционеры заявляют об отсутствии антироссийских убеждений и, напротив, о желании сохранить самые тесные партнерские и экономические отношения и связи с Россией, раз за разом подчеркивая лояльное отношение к России и российскому руководству. На митингах не было каких-либо антироссийских лозунгов (в отличие от Украины).

М.З.: Как расценивает события в Минске общественное мнение в России? Можно ли говорить об обратном воздействии белорусского подъема на российское общество и политику в России?

Л.Г.: Внимание в России к событиям в Белоруссии чрезвычайно велико и напряженное. И этому нетрудно найти объяснение: все эти протесты рассматриваются исключительно через призму сценариев «ухода Путина» и конца его режима. Поэтому прокремлевские СМИ (но отнюдь не все!) по инерции кричат о повторении сценария «цветных революций» в Минске, а независимые СМИ и социальные сети в состоянии эйфории считают падение Лукашенко практически состоявшимся. Либеральные публицисты соединяют белорусские события с протестами в Хабаровске, продолжающиеся почти два месяца, рассматривая и то, и другое как единый процесс.

Если судить по данным последнего общероссийского опроса Левада-центра (20-26 августа), реакция населения на события в Белоруссии по преимуществу негативная. Кремлевской машине пропаганды удалось, хотя и не сразу, навязать общественному мнению представление об угрозах, которые несут массовые волнения в соседней республике и выступления против ее руководства. Отражением этих угроз дестабилизации стал заметный рост поддержки Путина и одобрения других представителей российского руководства. Несмотря на то, что большая часть россиян неохотно, но признала, что причины протестов связаны прежде всего с усталостью от долгого правления Лукашенко, со снижением уровня жизни в республике, возмущением от фальсификаций на выборах и устрашающей жестокостью полиции (в сумме доля таких ответов составляла 59%), но это понимание вытеснялась или нейтрализовалось негативным отношением к оппозиции. 39% опрошенных полагали, что эти выступления – результат провокационных действий Запада или самой белорусской оппозиции. Общий конформизм и боязнь перемен объясняют то, что абсолютное большинство (57%) хотело бы, чтобы у власти и дальше оставался А.Лукашенко, за С.Тихановскую в качестве президента высказались лишь 17%, остальным исход выборов был не важен или не интересен, они не следили за тем, что там происходило. 48% опрошенных считают, что выборы были в основном «честными», 36% признают их «нечестными», а результаты фальсифицированными.

Нет сомнения, что массовые установки находились (и находятся) под сильнейшем воздействием государственной пропаганды, пугающей людей беспорядками, «новым майданом», враждебностью Запада (при том, что в данном случае образ «Запада» размыт до полной неопределенности – он представлен то ли Литвой, то ли Польшей, то ли США и другими странами). После некоторого молчания по поводу протестов российская пропаганда резко усилила работу по дискредитации белорусской оппозиции, подавая эти события в духе еще одной или новой цветной революции, стремлением разрушить геополитический союз России и Белоруссии. Восприимчивыми к ее воздействию в первую очередь оказываются люди старшего возраста, менее образованные категории населения и, конечно, группы, связанные с властью – чиновники, работники госсектора и т.п., то есть те социальные среды, которые являются социальной базой путинского режима и хранителями советских идеологических стереотипов. И такая работа информационной машины немедленно отразилась в оценках протестующих: отрицательно отнеслись к тем, кто выходит на акции протеста после президентских выборов в Белоруссии 39% опрошенных россиян, 25% – воспринимают их с симпатией и поддерживают их, 33% – безразлично или нейтрально, без всякого интереса и включенности в происходящее. Дифференцирующим фактором является каналы информации: те, для кого основным источником информации и интерпретации реальности оказываются прокремлевские СМИ (в первую очередь – федеральные каналы ТВ), те гораздо чаще считали, что протесты вызваны провокациями Запада или белорусской оппозиции, чаще одобряют жестокость полиции по разгону манифестантов, выступают за сохранение Лукашенко у власти и т.п.

Напротив, те, кто использует главным образом интернет и социальные сети (а это, главным образом, молодежь и более образованные группы населения) приводят совершенно иные объяснения взрыва возмущения в этой стране, а именно: негодование фальсификациями итогов голосования, потрясение от жестокости полиции и т.п. Примечательно, что полярные и четко очерченные или выраженные позиции характерны для сравнительно немногочисленных социальных групп. Основная масса (58%) воспроизводит смешанные и размытые точки зрения, склоняясь, как к наиболее желательному, эклектическому варианту развития событий: чтобы Лукашенко пошел на переговоры с протестующими о передаче власти, добился компромисса и остался на определенных условиях у власти. Это представляется оптимальным вариантом. Однако, одновременно, верит в такой сценарий менее половины опрошенных (45%), 35% считают, что Лукашенко силой подавит протест и останется во главе государства, 4% – что он мирно уйдет в отставку после таких переговоров и еще 4% – сбежит из страны.

В самые последние дни политика Путина в отношении Белоруссии, кажется, начинает меняться и становиться более определенной: после нескольких телефонных переговоров Лукашенко с Путиным Кремль дал заверения о рефинансировании долгов Белоруссии и оказании другой помощи в наведении порядка в стране. В Белоруссию направлены некие сотрудники спецслужб в Белоруссию «для консультаций», группа российских телевизионщиков, которые должны заменить бастующих белорусских тележурналистов, оказывается информационная поддержка. Поэтому перспектива на какое взаимодействие с оппозицией в Минске становится все более проблематичной.

М.З.: Какие сценарии вы видите для регулирования кризиса в Белоруссии? Какую роль играет при этом Кремль?

Л.Г.: Обсуждение выхода из белорусского кризиса – главная тема в российском интернете, не оттесняемая даже отравлением Навального. Большинство обозревателей видит лишь два варианта: 1) неизбежный и скорый уход Лукашенко, новые честные и открытые для контроля общественности выборы, после которых С.Тихановская уступает место новому легитимному президенту; 2) подавление протестов, расправа с оппозицией, масштабные репрессии против участников протестов и бастующих рабочих, и сохранение Лукашенко у власти еще на неопределенный срок.

Такая альтернатива, хотя и верна с чисто логической точки зрения, но ничем не подкреплена в социальном плане. Она лишь предельно упрощает ситуацию, отражая надежды сочувствующих оппозиционерам и их страхи. Режим Лукашенко обречен, но такое утверждение не означает, что его крах произойдет уже в ближайшие недели. В первую очередь, такой взгляд не учитывает внешних участников – главным образом, кремлевской администрации, которая явно выжидает и не пришла к какому-то решению, но также и позицию Европейского Союза, готовности руководства западных стран признать оппозицию и обеспечивать ее своим авторитетом, ресурсами и гарантиями защиты от России. Стрельба по протестующим будет означать политическое самоубийство Лукашенко. Москва не готова разделять ответственность с ним за кровопролитие в Минске, поскольку в этом случае любые формы поддержки Лукашенко окончательно испортили бы ее имидж в глазах всех стран, не только Запада, но и соседей – Казахстана, Армении и других. Лукашенко это прекрасно понимает, но демонстрирует решимость идти до конца, стараясь напугать этим своим видом бастующих сограждан (как гласит один из заголовков в российском интернете: «в руках автомат, в штанах памперсы»).

Для того чтобы изменилось нынешнее хрупкое состояние неопределенности, оппозиции должна быть выражена более явная социальная поддержка со стороны работающей части населения: общая забастовка в промышленности, блокировка транспортной системы, прекращение работы государственных СМИ и, как минимум, нейтрализация армии и полиции в Минске (как это было в России в 1991 году). В России отказ армии, КГБ, полиции от исполнения приказов ГКЧП был мотивирован с формальной точки зрения установившимся к моменту путча двоевластием в стране, а внутренне – «тбилисским синдромом», крайне негативным отношением общества к армии после кровавого подавления мирных демонстраций в Тбилиси, в Баку, Вильнюсе и Риге в 1989 и 1990 годах, следствием чего стало упорное нежелание командного состава армии брать на себя ответственность за применение силы. Признаков такого внутреннего паралича силовых структур в Белоруссии сегодня нет. Но они непременно появятся (через какое-то время), если Лукашенко решиться на расстрел митингов и тотальное подавление сопротивления всеми доступными ему средства. Выражение пассивного нежелания армии быть участником войны со своим народом может потребовать некоторого времени, занять два-три года, которых у оппозиции нет. Спад возбужденного состояния наступит довольно скоро.

Сигналом для мирной передачи власти могло бы быть согласие Лукашенко на а) создание в самое ближайшее время «круглого стола» для обсуждения возможностей достижения компромисса, который должен был бы проходить при посредничестве как бы «незаинтересованных сторон» – российских и европейских депутатов; б) новые выборы, проходящие при условии участия оппозиции в организации выборов (вхождение в состав новых избирательных комиссий и отставка старых, полный контроль общественности, включая международных наблюдателей). Но оба варианта представляются фантастическими и беспочвенными, поскольку средства давления на власть у оппозиции ограничены – всеобщей забастовки рабочих пока не произошло. Шокирующая население жестокость и спецподразделений полиции и КГБ снизилась к началу второй недели протестов, большая часть арестованных выпущена. Суды явно не будут принимать к производству дела об избиении и пытках протестующих и случайных людей. Координационный совет слишком робко пытается взять на себя функции организатора переходного периода, предлагая решить конфликт в судебном порядке, что, учитывая полную зависимость суда от администрации Лукашенко, явно обернется проигрышем.

Лукашенко заявляет, что отмена результатов выборов невозможна, новые выборы только «через его труп» или после «внесения поправок в Конституцию» (другими словами, решение проблемы отодвигается в отдаленное будущее). У него пока еще достаточно ресурсов для сохранения контроля над положением дел в республике, в первую очередь – благодаря лояльности бюрократического аппарата, армии и органов госбезопасности. Кроме того, я бы не недооценивал инерции и пассивности значительной части населения, не видящей других правителей, кроме «батьки» (а это минимум 35-45% населения).

Несмотря на массовость протеста отмечены лишь единичные случаи перехода администрации городов или предприятий, работников государственных СМИ на сторону оппозиции. Дезертирство чиновников и саботаж государственных СМИ носит очень ограниченный характер, распределение сил может качнуться то в одну, то в другую сторону. В целом государственный аппарат сохраняет подчинение президенту, может быть, выжидая, как будут развиваться события. Во всяком случае, кроме призывов и лозунгов, у оппозиции нет заготовленных «теневых правительств» и средств власти, а значит – нет организации, которая способна к практическим действиям управления. Весь протест выглядит как блестящая импровизация всех участников протеста, но не как планомерная реализация политических программ. В строгом смысле в движении нет лидеров, есть координаторы и активисты. Все стороны и участники белорусского кризиса находятся в состоянии выжидания, как поведут себя рабочие госпредприятий и служащие различных организаций. Лукашенко ждет признаков усталости от выступлений и снижения явных признаков активности протестующих, готовый в определенный момент «нейтрализовать» лидеров оппозиции и активных сторонников протестов, чтобы в один решающий момент направить на них всю агрессию своих псов госбезопасности и армии.

Москва, помимо уже сказанного, ждет момента, когда ослабленный Лукашенко согласится на все условия, которые ему будут продиктованы (возможен и вариант полной «интеграции» Белоруссии и России, то есть поглощение Белоруссии, ее Anschluss, и приведения ее статуса к положению одного из регионов РФ, такого, как например, Татарстан, хотя и одного из самых больших).

Такое положение дел долго продолжаться не может. Наиболее вероятным и, видимо, ближайшим, вариантом развития событий должно стать введение чрезвычайного или военного положения, как это было в Польше, арест и интернирование активистов и лидеров протеста, введение комендантского часа, закрытие границ, прекращение действия интернета и всех средств связи. Обоснование для таких действий Лукашенко уже дал: защита от внешних сил, ликвидация заговора против республики, восстановление порядка и нормального функционирования всех институтов в стране. Ресурсов для активного, и тем более – вооруженного, сопротивления этим мерам у оппозиции нет. Возможности действовать, опираясь исключительно на конституционные средства для достижения своих целей, представляется малореальным из-за того, что судебная система, как и другие институты находятся в распоряжении диктатора и не склонны менять свою лояльность ему и системе, даже если он убежит. У оппозиционного движения нет пока организационной структуры. До недавнего времени сетевая форма мобилизации была временным преимуществом, но долго такая аморфная и текучая общность существовать не может. Возбужденное состояние не держится долго без четкой организации, способной планировать свои действия и намечать последовательность решения проблем. В этом смысле даже бегство Лукашенко не снимет массу новых проблем и вопросов, которые обязательно возникнут после его ухода.

PS. В самые последние дни позиция Путина в отношении Белоруссии изменилась: после нескольких телефонных переговоров Лукашенко с Путиным Кремль дал заверения о рефинансировании долгов Белоруссии в размере 1 млрд. долларов и оказании помощи в наведении порядка в стране. 27 августа Путин объявил о создании «резерва из сотрудников правоохранительных органов» для предотвращения «разбоя» и подрывной деятельности «экстремистских сил под политическими лозунгами», направляемых спецслужбами западных стран. Координационный совет оппозиции был, хоть и не прямо, но все же расценен как инструмент «внешних» сил, направленных на дестабилизацию положения дел в стране. 28 августа российский президент провел закрытое заседание Совета безопасности, на котором окончательно закрепилась политика подавления оппозиции и протестов в республике. 29 августа Путин заявил о том, что «президентские выборы в Белоруссии состоялись». Это означает, что всякие разговоры о новых выборах или пересмотре их результатов являются «неконституционными» и «незаконными». В Белоруссию направлены российских сотрудники спецслужб, которые, по некоторым сведениям, уже принимали участие в разгоне протестных демонстраций, а также группа российских телевизионщиков, которые должны заменить бастующих белорусских тележурналистов, оказывается информационная поддержка и другими СМИ, в том числе и с российской территории. Таким образом, речь идет не просто о демонстрации поддержки Лукашенко, но и о программе совместных действий по подавлению протеста и оппозиции в Белоруссии. Они будут происходить уже без лишнего шума, без массового кровопролития и публичной жестокости, путем изоляции активистов протестов и точечного ареста и осуждения членов Координационного Совета и лидеров забастовочного движения, Для других протестующих, тех, кто открыто не согласился с результатами выборов и выступил против зверств полиции, остается остракизм и лишение работы. Вполне возможным, что начало этому удушению протестного движения будет положено какой-то провокацией на границах, объявленной военной угрозой, что будет предлогом для введения военного или чрезвычайного положения и открытого участия российских войск в «нормализации ситуации» в стране. Это будет означать конец самостоятельности авторитарного режима

1] С.Николюк. Беларусь накануне шестого переутверждения Лукашенко // Вестник общественного мнения, 2020, № 1-2 (130), с. 149 и далее.

[2] Приводимые ниже данные об экономическом положении Белоруссии взяты мной из указанной статьи С.Николюка и недавно опубликованных по этой теме газетных статей и блогов в интернете: В.Иноземцев. Конвульсии коммерческого государства. 12 августа. – https://echo.msk.ru/blog/v_inozemcev/2691441-echo/; Б. Грозовский. Совхоз высоких технологий. //Новая газета, 18,08.2020 –https://novayagazeta.ru/articles/2020/08/18/86729-sovhoz-vysokih-tehnologiy; А.Федорова. Диктатор на миллиард // Новая газета, 29,08.2020. – https://novayagazeta.ru/articles/2020/08/29/86879-diktator-na-milliard; О. Поляков. Лукашенко в финансовой западне: денег нет, держаться не за что. https://eadaily.com/ru/news/2020/08/24/lukashenko-v-finansovoy-zapadne-deneg-net-derzhatsya-ne-za-chto?utm_referrer=https%3A%2F%2Fzen.yandex.com; Многие государственные СМИ в России не спешат поддерживать Александра Лукашенко // Meduza, 19.08.2020 – https://meduza.io/feature/2020/08/19/mnogie-gosudarstvennye-smi-v-rossii-ne-speshat-podderzhivat-aleksandra-lukashenko-poluchaetsya-kreml-bolshe-v-nego-ne-verit?utm_source=website&utm_medium=push&utm_campaign=browser_news; https://discover24.ru/2020/08/zyuganov-slomayut-belorussiyu-v-rossii-budet-esche-huzhe/?utm_source=yxnews&utm_medium=desktop; https://discover24.ru/2020/08/zhirinovskiy-nazval-edinstvennyy-put-vyhoda-iz-krizisa-dlya-lukashenko/